Cities of translators Minsk МИНСКАЯ ШКОЛА: ВНУТРЕННИЙ ПЕРЕВОД И МИССИЯ
ru de

МИНСКАЯ ШКОЛА: ВНУТРЕННИЙ ПЕРЕВОД И МИССИЯ

В межвоенное время в Советской Белоруссии еврейский язык, идиш, был одним из четырех государственных языков – это единственный пример в истории. На идише выходили многочисленные газеты и журналы, велось преподавание в учебных заведениях; был знаменитый еврейский театр. Текст на идише был вплетен в герб БССР. И все это было неслучайно: половину населения белорусских городов и местечек составляли евреи, такие же деятельные и креативные, какими мы их знаем и сегодня, но теперь уже больше за пределами Беларуси.

Wappen 1927

При этом обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на такую влиятельность еврейской общины, на активность ее общественных и творческих организаций, произведения идишских писателей и поэтов довольно мало переводились на другие языки БССР.

Сегодня сложно реконструировать языковую полифонию того времени, но есть свидетельства, что идиш выполнял роль языка межнационального общения, был разлит в повседневности; и все – белорусы, поляки, татары, русские – в той или иной мере его понимали и даже могли поддерживать на нем разговор. (Дети из славянских семей могли ходить в еврейскую школу с обучением на идише, если она была ближе.) 

Может быть, ситуация бы исправилась каким-то естественным образом в сторону внимания и открытости к языку Другого, и появились бы необходимые взаимные переводы, но в масштабных планах советского социалистического строительства были иные приоритеты – борьба с буржуазным национализмом и религиозными предрассудками; и с середины 1930-х до 1940 г. в БССР были закрыты все общеобразовательные школы с обучением на идише, все еврейские духовные учреждения, почти все идишские газеты и журналы, а литераторы из еврейской секции Союза писателей БССР были казнены или отправлены в лагеря ГУЛАГа.

«С конца существования гетто в октябре 1943 г. до второй половины 1980-х годов в Беларуси ничего не издано на еврейском языке» (Арон Скир. Еврейская духовная культура в Беларуси).

Я пришел в литературу в начале 1980-х и сразу попал в круг Кима Ивановича Хадеева, замечательного минского интеллектуала и диссидента. Свой первый тюремный срок Ким получил в 1949, когда, будучи студентом филфака, вступился за преподавателя-еврея во время чисток и кампании по борьбе с «безродными космополитами» в Белорусском университете.

Kim Chadejew 1986, Foto: A. Cechanowitsch

В доме у Кима Ивановича собирались люди разных творческих профессий, но больше всего было поэтов и писателей. Мне было 17 лет, я был обычным молодым человеком из советской семьи, без «вредных религиозных предрассудков» и каких-либо национальных пристрастий. И мой взгляд сразу зацепился за Тору, которая всегда лежала на столе у хозяина дома. А через некоторое время я понял, что в значительном большинстве писательский круг Хадеева составляли русскоговорящие и пишущие на русском языке евреи. И уже значительно позже я осознал драму их положения. Это были белорусские евреи, говорящие на русском и пишущие по-русски в первом поколении. Их родители еще были представителями великой европейской идишской цивилизации, уничтоженной немецким нацизмом и сталинизмом, их родители еще мыслили на идише и не мыслили себя без него.

АЗБУКА

Я начал понемногу понимать язык немых.
Я дома перед зеркалом учу их алфавит.
Когда-то научусь – и замолчу. Один из них,
Я, может быть, оттаю от обид.

Я, может быть, оттаю от обид – моя душа,
Даст Бог, когда закроются уста, заговорит...
И люди будут молча принимать, и не дыша,
Язык ее – ни русский, ни иврит.

Язык ее – ни русский, ни иврит – необходим
Единственный понятный звукоряд и звукоритм,
Что делаем с собой, чего хотим, о чем молчим,
Он, может быть, когда-то объяснит.

Он, может быть, когда-то объяснит моим друзьям,
Которых я не знаю, но хочу так называть,
Ту малую частицу бытия и то, что сам
Я начал понемногу понимать...

 

Леонид Шехтман

Всегда было ощущение странности и тайны этого русского языка моих старших товарищей из кимовского круга. Он казался языком перевода, за которым дышал язык оригинала. Была необычная фонетическая сгущенность, плотность, несвойственная языку российской метрополии, красочность, основанная на других минералах. Угловатость, иноходь, которая на первых порах прочитывалась мною как несовершенство, провинциализм, от которого надо избавляться. Потом я научился это любить.

У Кима все писали «в стол». Те, кто рассчитывал на публикации, в этом доме надолго не задерживались. Сама возможность писать «в стол», не занимаясь самоцензурой и без оглядки на идеологические требования советских редколлегий, появилась довольно поздно, на рубеже 1960–1970-х, когда сформировалась культурная «оппозиция», выработавшая свои независимые ценностные критерии, когда сложилась нонконформистская среда, способная принимать писателя без подтверждения им своего статуса через публикации в официальных изданиях.

(Возможно, из-за отсутствия такой независимой писательской установки и не появились во множестве переводы с идиша в белорусской литературе 1920–1930-х. С одной стороны, была жесткая большевистская цензура и регламентация издательского процесса, которая не видела задачи «внутреннего» перевода, и, с другой стороны, сами писатели и поэты не имели моральной настроенности на бесперспективный и неоплачиваемый труд. А общество, по дореволюционной инерции, понимало литераторами только тех, у кого выходят журнальные публикации и книги.)

    

С распадом Союза и образованием независимой Беларуси в 1991 г. белорусская литература переживала ренессанс. Отпали цензурные ограничения, появлялись десятки независимых издательств. Но только к концу 1990-х я осознал, что произведения минских поэтов-нонконформистов так и остаются неопубликованными и неизвестными обществу. Поэты-евреи в большинстве своем уехали из страны в Израиль, США и Канаду (Григорий Трестман, Леонид Шехтман, Михаил Карпачев, Марк Мерман и др.). Все написанное «в стол» в 1970–1980-х по-прежнему оставалось не узнано специалистами-литературоведами, не было архивировано и рисковало исчезнуть бесследно. Единственным «благополучным» исключением представлялось наследие Вениамина Блаженного (Айзенштадта), у которого в 1990-х появились большие публикации в российских толстых журналах и вышло четыре книги. Свой обширный литературный архив поэт успел при жизни передать в московский РГАЛИ, а после смерти Блаженного (1999) часть его документов также попала в БГАЛМ в Минске.

В 2000-х я начал мемориальный проект, который вскоре получил название «Минская школа». Первоначальной задачей проекта было сохранение наследия минских поэтов-нонконформистов 1970–1980-х – поиск материалов и публикация произведений. Появилась книжная поэтическая серия «Минская школа» и, позднее, литературный альманах с тем же названием. Ко мне присоединились молодые помощники: Диана Булынко, Надежда Кохнович, Ольга Маркитантова, Татьяна Светашёва и Сергей Чернобай.

Языком проекта был выбран русский, прежде всего потому, что в фокусе внимания оказались русскоязычные авторы минского советского андеграунда, которых представлялось разумным публиковать на языке оригинала. Также важно сказать, что редакция «Минской школы» собралась на волонтерских началах, и мы сразу понимали ограниченность наших возможностей перед очевидной масштабностью задач.

Серия «Минская школа» открылась в 2002 г. поэтическим сборником Елены Кошкиной «На грани исчезновения». (Елена начала продуктивно писать уже в 1970-х, и это была ее первая книга.) В течение ряда лет мы занимались наследием Вениамина Блаженного, в результате чего был создан полный электронный архив его поэтических текстов и отредактирована и переиздана книга «Сораспятье», знаковая для поэта («Время», Москва, 2009). И в том же 2009-м увидел свет первый выпуск альманаха «Минская школа» (МШ).    

альманах МШ1 обложка.jpg Minsker Schule, Almanach 1

В структуре первого выпуска МШ сразу нашла выражение важная концептуальная установка редакции альманаха – представлять русскоязычную поэзию минских нонконформистов в разноязыкой исторической перспективе белорусского пограничья / памежжа. Наряду со стихами Арика Круппа, Игоря Шнеерсона-Поглазова, Алексея Жданова и других русскоязычных авторов разных поколений в сборнике были опубликованы стихи идишских поэтов белорусского происхождения Аврума Суцкевера и Ицхака Каценельсона в переводах минской поэтессы Аллы Левиной, а также стихи белорусской поэтки и диссидентки Ларисы Гениюш в переводах другой минчанки, Марины Куновской. Там же были переводы польского поэта Тадеуша Ружевича, выполненные Надеждой Кохнович. Началась литературная реконструкция белорусского полилингвального космоса путем собирания тематически значимых для Беларуси поэтических высказываний на языках, традиционно бытовавших на наших землях. Тема Холокоста в стихах, написанных непосредственно в гетто, – у Суцкевера и Каценельсона, тема белорусского национального сопротивления в стихах, написанных в советской ссылке, – у Гениюш. Очень важный для белорусского контекста польский голос экзистенциалиста Ружевича, ветерана Армии Крайовой во Второй мировой, пусть не связанного с Беларусью биографически.

Л. Гениюш L. Heniusz

---

Стылые избы в полях обескровленных
ждут – не дождутся весны.
Спасибо за честное слово сыновнее,
спасибо за сердце, сыны!

 

Такие на ветер слова не бросают,
за словом – решительный шаг.
Как будто бы травами жаркого мая
пахнуло сквозь холод и мрак.

 

Тепло мне от вашего чувства и солнечно,
бывают слова – как дела.
Зима, что на севере душу заполнила,
сегодня из сердца ушла.

 

Значит, недаром пурга добивала,
смерть проносилась сквозь сны.
Значит, недаром за вас я стояла.
Спасибо за сердце, сыны!

 

Лариса Гениюш. Перевод с белорусского М. Куновской

В последующих выпусках альманаха структурный аспект внимания к белорусскому разноязычию еще более уточнился. Все выпуски стали открываться титульной мемориальной публикацией одного из минских идишских поэтов, возвращение имен которых в актуальный литературный контекст Беларуси нам представляется необходимым. Тогда же мы и столкнулись с фактом того, что еврейские поэты, которые активно писали и публиковали свои произведения на идише в межвоенные 1920–1930-е, очень мало переводились современниками на другие языки БССР. Русские переводы с идиша мы нашли в сборниках конца 1950-х – начала 1960-х, изданных в РСФСР, когда после смерти Сталина поутихла борьба с «безродными космополитами», и где имена репрессированных и расстрелянных поэтов не воспринимались в прямом контексте геноцида еврейского народа Беларуси. 

Поскольку мы не нашли в Минске переводчиков, готовых и способных переводить с идиша большие объемы поэтических текстов, было принято решение публиковать в альманахе старые переводы из российских сборников. Задача возвращения имен была первостепенной.

Публикация в МШ русских переводов забытых, выпавших из культурной памяти идишских поэтов позволяла обнаружить неочевидную связь еврейской поэзии Минска межвоенного времени с еврейской поэзией 1970–1980-х, которую писали минские поэты-нонконформисты из поколения, уже вынужденно перешедшего на русский язык.  

альманах МШ2 обложка Alnanach Minsker Schule 2 Cover

Второй выпуск МШ (2013) открывают переводы из идишского поэта Моисея Тейфа (1904–1966). Нам важно, что М. Тейф жил и работал в Минске, здесь выпустил первый сборник стихов на идише (1933), в 1938 г. был арестован за участие в «шпионской еврейской националистической организации», оказался в сталинских лагерях. Опубликованные стихи разных лет посвящены судьбам еврейства в Беларуси, Холокосту и лагерному опыту. После второго тюремного заключения (1951–1956 гг., за сотрудничество с Еврейским антифашистским комитетом) Тейф жил и работал в Москве, где сохранялись издания на идише, прекратившие существование в БССР. Имя поэта оказалось выпавшим из белорусского литературного контекста; переводы его стихотворений выполнены переводчиками из РСФСР и Израиля (Юнна Мориц, Лев Озеров, Моисей Ратнер).

М. Тейф M. Tejf

КАЛИ ЛАСКА…
 

Это было в древности когда-то...
Я припомнить время не берусь.
Мой голодный предок бородатый
На мажаре въехал в Беларусь.

 

Изгнан из державы европейской,
Где евреям быть запрещено,
Прикатил он выводок еврейский
К берегам реки Березино.

И когда подъехала мажара,
Обмерли медведи у реки:
Ай да предок! Пейсы – два пожара,
Лапсердак и белые чулки.

Лошадей распряг у поворота,
А они, худые, говорят:
– О хозяин, юная суббота
Надевает розовый наряд,

В лоскутах заката плечи прячет,
На челе молоденьком – венец! –
Так шептали две худые клячи,
И еврей решился наконец:

– Добры вечар, добры чалавеча! –
Он стучит в ворота кулаком. –
У субботы розовеют плечи,
О бедняк, не брезгуй бедняком!

– Вечар добры, чалавеча! Кали ласка,
Заходи, переступай порог.
И еврею показалось: это сказка,
Это вышел сам Илья-пророк!

– Что я слышу? Боже, что я слышу?
– Кали ласка, заходи скорей.
Лошадей своих поставь под крышу
И зови жену и дочерей.

«Кали ласка»! Ласка? Предок плачет:
– Это что? Библейская строка?
– Ах, — сказали сосны, – это значит:
Я, мужик, встречаю мужика!

Отбелели зимы, отбелели...
Не уехал прадед никуда.
Дети корью, оспой отболели,
А у них на лицах – ни следа.

Беларусь, вечерний отблеск алый,
Голубого озера овал!
Гривенник на праздничную халу
Здесь кузнец еврейский выбивал,

Колотил по наковальне жаркой,
Опалял ресницы у огня,
Согревался белорусской чаркой,
Выдавая дочку за меня.

Беларусь, сосновая осанка,
Кровь малины в теле молодом!
Сколько барских отпрысков, крестьянка,
Ты своим кормила молоком?

Беларусь! Пылающие камни,
Улицы, спаленные дотла...
Где вы, мои реб Залмены,
Где вы, мои реб Калмены?
Где вы, Голды, смуглые тела?

Мне бы легче плакать на погосте,
Чем стоять и слезы рифмовать
Возле ям, где вечно ваши кости
Полевой гвоздике целовать.

Но рокочут сосны, словно вече:
– Кали ласка! – гул издалека. –
Не горюй, о добры чалавеча!
Я, мужик, встречаю мужика.


Моисей Тейф. Перевод с идиша Ю. Мориц

Рядом с переводами из М. Тейфа стоит подборка стихотворений Алика Ривина (1914–1941). А. Ривин до 15 лет жил в Минске, потом переехал в Ленинград, где получил филологическое образование (ЛИФЛИ) и написал все известные произведения. Ривина называют родоначальником советского литературного андеграунда, поскольку свои тексты он писал на русском с добавлением идишского городского арго, привезенного из Минска (без оглядки на советскую цензуру), читал стихи в домах друзей и не рассчитывал на публикации в официальных изданиях. Среди текстов, опубликованных в МШ, есть перевод из минского идишского поэта Мойше Кульбака, возможно, самый ранний перевод М. Кульбака на русский язык. Творчество поэта и переводчика А. Ривина мы рассматриваем как недостающий мост от идишской поэзии БССР межвоенного времени к поэзии русскоязычных еврейских поэтов-нонконформистов 1970–1980-х.

---

Капитан, капитан, улыбнитесь,
кус ин тохес – это флаг корабля.
Наш корабль без флагов и правительств,
во вселенной наш корабль – Земля.

 

Мы плывем, только брызжем звездами,
как веслом, мы кометой гребем,
мы на поезд судьбы опоздали,
позади наш корабль времен.

 

Так над жизнью, над схваткой, над валом,
над жемчужными жабрами звезд
улыбнись, капитан, над штурвалом,
наступи этим звездам на хвост.

 

Раньше взлета волны не поймаешь,
раньше света не будет звезды,
капитан, капитан, понимаешь,
раньше жизни не будет судьбы.

 

Так над жизнью, над схваткой, над смертью,
над разбрызганным зеркалом звезд
улыбайся, товарищ, бессмертью,
наступи ему сердцем на хвост.


Алик Ривин

Вместе с переводами из идишской поэзии во втором выпуске МШ есть раздел переводов с белорусского. В разделе представлены поэтические подборки трех современных белорусских поэтов разных поколений – Алеся Рязанова, Галины Дубенецкой и Марыйки Мартысевич.

Если публикация идишских поэтов помогает возвращению в белорусский литературный контекст имен «пропавших» поэтов, то публикация в Беларуси, на русском языке, произведений белорусскоязычных авторов нуждается в объяснении.

В современной Беларуси белорусский язык является одним из двух государственных языков (вместе с русским); на белорусском издаются газеты и журналы, ведется преподавание в школах и университетах. Государственный гимн звучит на белорусском, объявления остановок в общественном транспорте – на белорусском, дорожные указатели – тоже на белорусском. Белорусскоязычные авторы не встречают языковой цензуры при публикации своих произведений. Зачем же тогда «внутренний» русскоязычный перевод? 

Белорусские поэты широко переводятся на языки мира, в том числе – на русский. Но очень часто переводчики не знают белорусского языка или владеют белорусским в недостаточной степени и переводят с «подстрочника» или даже с языка-медиатора, русского или английского. В таких случаях переводы оказываются «приблизительными», основанными на догадках и на тропах, освоенных в тех или иных национальных литературах, оказываются похожими на уже существующие формы, узнаются как «опоздавшие» высказывания. Новизна и особенность белорусского слова не проникают через перевод.

Футуристическое слово- и формотворчество, «аскетическая» внимательность к «вещам» белорусского мира у А. Рязанова, пламенность «мифа», фонетическая бездонность у Г. Дубенецкой, неологизмы и урбанистическая речевая экспрессия у М. Мартысевич. Все это не должно быть потеряно или утрировано в языке перевода, и все это возможно передать, если поэты-переводчики сами являются участниками белорусского литературного пограничья / памежжа (Глеб Артханов, Алексей Жданов), в своей повседневности погружены в стихию белорусской речи, свободно говорят и пишут на белорусском (Татьяна Светашёва).

Замечательна публикация в МШ переводов стихотворений Алеся Рязанова, сделанных в 1980-х поэтом-нонконформистом Алексеем Ждановым. В советское время А. Рязанов, несмотря на свое неудобное для официальной литературы новаторство и публичные выступления в защиту белорусского языка, выпустил несколько авторских сборников. Минчанин А. Жданов не публиковался, был «неподцензурным» (первый посмертный сборник поэта вышел уже в 1993 г. в независимой Беларуси). Рязанов общался с переводчиком и одобрил переводы, но они также не были допущены к публикации из-за цензурных ограничений в отношении Жданова. Редакция МШ получила автографы переводов из домашнего архива А. Жданова, у наследников поэта. Публикация помогает увидеть связанность представителей разных литературных групп периода поздней БССР, говорит о диалоге андеграунда и «разрешенной» литературы, открывает начала «внутреннего» белорусско-русского перевода.   

A. Rasanau, N. Kudasava, 10.06.2017 Foto  G. Lichtarowitsch  А. Рязанов, Н. Кудасова 10.06.2017. Фото Г. Лихтаровича

А. Жданов A. Schdanow

НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ
 

Все у меня справляются: то – о пути на восток, то – в обратном направлении…
Как перекресток дорог, я указую путь, но сам остаюсь – на этой земле, под этими небесами
слишком легок – не для глубин;
слишком весом – не для высот;
сугубо сам-по-себе-сущ – чтобы склоняться на чью-либо сторону…
Вот левая моя рука, вот – правая…
Я присыпаю землею семечко – и оно прорастает во взрослое дерево:
на одном суку у дерева солнце,
на другом – лунный месяц;
разноголосые птицы со всего свету распевают свои песни в его ветвях и ладят свои гнездовья…
Здесь мой запад, здесь – восток.


Алесь Рязанов. Перевод с белорусского А. Жданова

альманах МШ3 обложка Minsker Schule Almanach 3

Третий выпуск МШ (2014) открывает публикация Мойше Кульбака (1896–1937), может быть, самого значительного идишского поэта Беларуси. Подборку в МШ составили избранные стихи из поэмы «Райсн» («Беларусь»), написанные в 1922 г. в Берлине и переведенные в 1960-х московским поэтом и переводчиком Семеном Липкиным, а также Юлием Телесиным (Израиль).

Судьба и творчество М. Кульбака тесно связаны с Беларусью. Будущий поэт родился в Сморгони, учился в Воложинской ешиве, после нескольких лет, проведенных в Литве и Германии, в 1928 г. вернулся в Минск, где включился в литературную и общественную жизнь, дружил с белорусскими писателями (Янка Купала и др.), все центральные произведения посвятил драме еврейства в Беларуси, в сентябре 1937 г. был арестован по ложному обвинению в шпионаже и в ночь с 29 на 30 октября, вместе со 132 (официальные данные) другими белорусскими писателями и интеллектуалами, был казнен в минской Внутренней тюрьме НКВД. Предположительно, похоронен в общей могиле в урочище Куропаты под Минском. В 1956 г., после смерти Сталина, М. Кульбак был реабилитирован советскими властями.

М. Кульбак M. Kulbak

М. Кульбак. Стихотворения 1917-1928 (1929). M. Kulbak. Gedichte 1917 - 1928 (1929)

БЕЛАРУСЬ
 

Мой дед из Кобыльников носит кожух обветшалый,
Еврей с топором и лошадкой – обычный мужик.
Шестнадцать дядьев и отец мой, еще не старик, –
Простые евреи, евреи простые, как скалы.
Плоты они гонят и сыростью пахнут речной.
До вечера бревна таскают в лесу спозаранку.
Все вместе свой ужин хлебают из миски одной
И валятся, точно снопы, на кровать и лежанку.
Мой дед – еле-еле на печь он влезает, мой дед,
И дремлет уже на ходу, сгорбив дряхлые плечи,
А ноги – понятливы, сами ведут его к печи,
Ах, добрые ноги, что служат ему столько лет…


Мойше Кульбак. Перевод с идиша С. Липкина

Несмотря на растущий в последнее время интерес к наследию М. Кульбака: появляются новые переводы на белорусский (Андрей Хаданович и Сергей Шупа) и русский (Игорь Булатовский, Санкт-Петербург), – творчество поэта остается недостаточно изученным, его произведения в большинстве своем по-прежнему недоступны белорусскому читателю. Сложная поэтика М. Кульбака, сочетающая обращенность к традиционной еврейской мистике с новаторскими для своего времени поэтическими практиками (влияние немецкого экспрессионизма), требует системного научного исследования и высокопрофессионального перевода, чему препятствуют отсутствие внимания со стороны государственных культурных институций Беларуси и нехватка заинтересованных переводчиков с идиша.

Там же, в третьем выпуске МШ, есть и блок переводов с белорусского. Он посвящен четырем поэтам – Адаму Глобусу, Виталю Рыжкову, Виктору Жибулю и Змитеру Вишневу. Если А. Глобуса уже можно отнести к старшему поколению, то В. Рыжков, В. Жибуль и Зм. Вишнев – представители среднего поколения современной белорусской поэзии.

В публикации отражена важная для редакции МШ тенденция. Если в подборке А. Глобуса преобладают переводы, сделанные в разные годы российскими поэтами (Светлана Бунина, Алексей Парщиков, Дмитрий Мизгулин, Александр Еременко), то переводы белорусскоязычных поэтов среднего поколения приготовлены специально для выпуска МШ и выполнены русскоязычными поэтами Беларуси того же среднего поколения – сотрудниками МШ (Т. Светашёва, С. Чернобай, Н. Кохнович) и приглашенным переводчиком (Павел Антипов). (Поздние стихи А. Глобуса также перевела поэтесса и переводчица из круга МШ О. Маркитантова.)

В. Жибуль. Wiktar Schybul

Н. Кохнович. N. Kochnowitsch

*

Я хотел бы,
чтобы в центральном городском парке
культуры и отдыха
деревья росли в три раза гуще.
А лучше – в четыре.
Чтоб это не парк был,
а лес дремучий.
Глухой-глухой.
Заболоченный.
С непролазной трясиной в самой чаще,
где никогда не ступала
и никогда не ступит нога человека.
Никогда-никогда.


Виктор Жибуль. Перевод с белорусского Н. Кохнович

С середины 2000-х белорусскоязычные и русскоязычные авторы Беларуси интегрированы в общий билингвальный литературный процесс; поэты и писатели младшего поколения пришли в литературное сообщество, когда этот билингвальный характер уже сформировался, и по-другому белорусскую литературу уже и не представляют. Участие в общих фестивалях («Стихи на асфальте», «Фестиваль одного стихотворения», «Справа»), в общих литературных «суполках» и клубах («Графо») стимулирует взаимные «внутренние» переводы как жесты заинтересованного внимания и дружбы.

Я. Пробштейн, Ч. Бернстин. Probstein, Bernstin

Кроме переводов с идиша и белорусского, в третьем выпуске МШ опубликованы переводы из новейшей американской поэзии, из Чарльза Бернстина, сделанные Яном Пробштейном. Поэт и переводчик Я. Пробштейн родился в Минске (1953) и с конца 1980-х живет в Нью-Йорке. В 1970-х Пробштейн входил в круг Кима Хадеева, общался с поэтами-нонконформистами Г. Трестманом и А. Ждановым. Переводил Алеся Рязанова. А. Рязанов считал Я. Пробштейна лучшим переводчиком на русский и хотел видеть свои русские переводы только в его исполнении. Одним из главных трудов Я. Пробштейна является перевод на русский «Стихотворений и избранных Cantos» Эзры Паунда (2003), высоко оцененный критикой. В настоящее время Я. Пробштейн переводит поздние тексты А. Рязанова на русский и произведения В. Блаженного на английский. В поэтической серии «Минская школа» вышел сборник Я. Пробштейна «Морока» (2019). Для редакции МШ важно сотрудничество с Я. Пробштейном и другими авторами, по тем или иным причинам покинувшими страну, как собирание «культурного тела» «Минской школы» и обнаружение ее значимых проекций за пределами Беларуси.   

альманах МШ4 обложка Minsker Schule Almanach 4

Четвертый выпуск МШ (2018) также открывается мемориальной публикацией идишского поэта Зелика Аксельрода (1904–1941). Русские переводы сделаны в разное время Еленой Аксельрод, племянницей поэта, и другими переводчиками (Осип Колычев, Александр Ревич, Л. Руст, Михаил Светлов).

З. Аксельрод родился в Молодечно, получил литературное образование в Москве. С начала 1920-х жил и работал в Минске. Выпустил четыре книги поэзии. Один сборник вышел на русском в переводах М. Светлова (РСФСР, 1937). Выступал против закрытия школ с преподаванием на идише; 18 июня 1941 г. был обвинен в причастности к «писательской националистической организации» и арестован. 26 июня 1941 г., при отступлении Красной Армии из Минска, группу заключенных отвезли в лес, отделили «политических» и расстреляли, в том числе и Аксельрода. Реабилитирован в 1957.  

З. Аксельрод. Akselrod

Имя З. Аксельрода, поэта, редактора и выдающегося общественного деятеля, также ожидает «возвращения» в белорусский литературный контекст, прежде всего путем новых переводов на белорусский и русский.

Белорусский блок в четвертом выпуске МШ представлен публикациями переводов трех поэтов среднего поколения – Веры Бурлак (1977), Андрея Хадановича (1973) и Насты Кудасовой (1984). В альманахе опубликованы новые переводы, сделанные белорусскими и российскими переводчиками (Ульяна Верина, Сергей Ивкин, Татьяна Светашёва, Маргарита Новоселова, Андрей Фамицкий). Переводы проверены и одобрены авторами. Так, А. Хаданович высказал пожелание, чтобы и в дальнейшем на русский язык его переводила Т. Светашёва.

А. Хаданович A. Chadanowitsch

Т. Светашёва T. Swetaschjowa Foto: Dirk Skiba

ПЛЕНЭР

ПАЛАНГА

 

Белорусские переводчики
работают с утра,
старательно подбирая,
подбирая слова,
которые разбрасывали ночью
пьяные грузинские поэты.


Андрей Хаданович. Перевод с белорусского Т. Светашёвой

Особое место в четвертом выпуске МШ занимают переводы верлибров Максима Танка (1912–1995), классика белорусской литературы. Переводы сделаны в середине 1990-х поэтом Вениамином Блаженным (Айзенштадтом). Блаженный не занимался переводом, и это обращение к переводу 75-летнего поэта можно объяснить только тем, что он переводил верлибры. Дело в том, что М. Танк был мастером верлибра и этим сильно отличался от многих белорусских коллег и современников, которые в основном писали в традиционных размерах. Блаженный также на протяжении всего творчества, начиная с 1940-х, обращался к верлибрам. В 1990-х Блаженный пишет большую серию верлибров, и его переводы из М. Танка можно понимать как форму диалога с единомышленником.    

М. Танк M. Tank

В. Блаженный, Москва, 1980-е. W. Blaschenny, Moskau, 1980er Jahre

---

– Вы, наверное, знали Клецкина,
Того, что повторять любил:
«Где книги, там нет меча,
Где меч, там нет книг».
– А кем доводился он вам?..
– Видимо, крестным, – ведь в его типографии,
Как и многие другие, я получил
Путевку в подпольный Парнас.
– А где он теперь?..
– Увы, на Понарах…
Вот только не знаю, под какой сосной,
Их там – сотни…
 

Максим Танк. Перевод с белорусского В. Блаженного

Новую рубрику в четвертом выпуске составили стихотворения, написанные сразу на двух языках – на белорусском и русском. Феномен сочинения билингвальных текстов происходит из того, что авторы живут в повседневном билингвальном пространстве, владеют обоими языками, в зависимости от контекста свободно формируют свои творческие высказывания на том или другом языке, и в этом перенасыщенном билингвальном поле возникает возможность и для внутреннего диалога на двух языках. Билингвальный блок открывает стихотворение Петра Кошеля (1946), написанное в 1970-х. П. Кошель родился в Слуцке. В 1970-х жил между Минском и Москвой, был вхож в дом Кима Хадеева. Стихотворение в силу своей оригинальности – одновременной причастности сразу двум литературам – давно стало популярным.   

---

Дверь отворяется, входит отец:
– Дзе мацi?
Дверь отворяется, входит мать:
– Дзе бацька?

И так они ищут друг друга, ищут,
а вьюга свищет вокруг и свищет,
и стены хаты дрожат от ветра.
Отец мой Женя и мама Вера.

Дверь отворяется, входит отец:
– Дзе мацi?
Дверь отворяется, входит мать:
– Дзе бацька?

 

На этом зябком горчайшем свете,
один, не верующий в бессмертье,
стирая поздние злые слезы,
стою и слушаю их вопросы.

 

– Дзе мацi?
– Дзе бацька?

 

Петр Кошель

 

Билингвальные стихи Феликса Аксенцева (1964), опубликованные в МШ, написаны в 1990-х, когда поэт, автор русских стихов и белорусских текстов для известных минских рок-групп 1980-х, переехал на постоянное жительство в Канаду. Эти стихи звучат как одновременное обращение к двум языковым стихиям, к которым поэт принадлежал в Беларуси.

Ф. Аксенцев F. Aksenzew

---

Поэзия –
Это когда речью рвет.
Таму, што падзеньне.
Таму, што ўзлёт.

 

Феликс Аксенцев

Стихотворение Натальи Головой (псевдоним Anna Avota, 1977), русскоязычной поэтки, написано в 2016 г. и возникло из разговоров с белорусскоязычным другом, из переплетения разноязычных речевых волн и вылилось в органическое билингвальное высказывание-воспоминание о дружбе и встрече, возможной только в пространстве белорусского пограничья / памежжа.

КОЛА СОНЦАВАРОТУ

мы ходили по одним и тем же улицам/ годами/
в разное время/
у адных мястэчках пілі гарбату ў кавярнях/
в разное время/
дыхалі адным паветрам ехалі ў цягніку
глядзелі ў неба чакалі навальніцу/
любили одно и то же море/ кого-то любили/
у розны час/
а сёньня пайшоў сьнег/
быццам бы Хтосьці
прылашчыў зямлю ласкавай рукою/
падобна на позірк Паўночнай князёўны
якая не выбачае ніколі
якая хавае пачуцьці пад доўгімі крысамі
свайго шыкоўнага ледзянога футра
на донцы свайго ледзянога сэрца
а сёньня адмовіўшы шляхетным фаварытам
прыхінула да сябе пухнатага мядзьведзіка
і вочы яе зазьзялі/
гэты чароўны прамень адбіўся ў тваіх вачах/
і калі ты зараз пакінеш мяне ў пакойчыку
дзе хутка згасьне васковая сьвечка
цёплы сьнег будзе падаць са столі на мае вейкі
тваімі пяшчотнымі пацалункамі
аддаючы цалкам усе стагодзьдзі ў якіх дагэтуль
мы с тобой почему-то ни разу не встретились
Каханы/

 

Anna Avota

Билингвальные белорусско-русские тексты не нуждаются в переводе для белорусского читателя, но сразу становятся проблемой при переводе на любой третий язык. В таком «внешнем» переводе с большой вероятностью пропадут обаяние и напряжение текстов, созданные взаимодействием двух языковых стихий в одном высказывании.

В гостевом разделе четвертого выпуска МШ опубликована подборка стихотворений шведской поэтессы Мари Лунквист (1950) в переводах Дмитрия Плакса (1970). М. Лунквист – одна из важнейших фигур в современной шведской поэзии, тонкий лирик, метафизик, очень внимательна к Беларуси, приезжала в Минск. Д. Плакс, в свою очередь, важнейший проводник белорусско-шведского культурного диалога.  

---

Буквы не выбирают
о чем говорить
бесцветные, блёклые
ждут они звуков
твоего голоса
исчезнувшего
той ночью
когда белая роза светилась сквозь дождь
и Бог обернулся
и воткнул нож
в мягчайший из порогов

 

Мари Лунквист. Перевод со шведского Д. Плакса

Д. Плакс родился в Минске, был близок к кругу Кима Хадеева, в 1990-х переехал на постоянное жительство в Швецию. Сегодня Плакс – активный деятель белорусской диаспоры, переводчик с белорусского и русского на шведский и наоборот, продюсер и режиссер, музыкант, признанный шведский писатель. Автор книг поэзии и поэтической прозы на белорусском и русском. Русские стихи Д. Плакса опубликованы в коллективном сборнике «Знаки препинания» (2005) в поэтической серии «Минской школы». Переводческая способность Д. Плакса, его уникальное владение тремя ключевыми языками, деятельная включенность в белорусские и шведские литературные процессы превращают писателя и переводчика в культурного миссионера.    

Д. Плакс, Фото Elisabeth Lagerstedt. Dmitri Plax, Foto: Elisabeth Lagerstedt

В первой половине 2020 г. редакция «Минской школы» готовила к публикации сразу два издания – пятый выпуск альманаха МШ и сборник переводов из современной белорусской поэзии в поэтической серии «Минская школа». События, начавшиеся во второй половине 2020, потребовали пересмотра концепции обоих проектов. Без материалов, отражающих народное белорусское восстание, террор нелегитимных властей и рождение новой этической солидарности белорусов, будущие издания «Минской школы» уже невозможны.

9 августа 2020 г. белорусские поэты начали писать «один текст» репортажного свидетельства о национальной трагедии и духовном сопротивлении властному насилию сразу на двух языках – на белорусском и русском. Тексты ежедневно десятками появлялись в социальных сетях и сразу переводились на многие языки мира. Так проявилось новое качество поэтического перевода как мгновенного усилителя творческого высказывания для синхронного обращения к максимальной разноязыкой читательской аудитории.

Беларусь-опрокинута_обложка Strozew, das umgekippte Belarus Cover

В начале 2021 г. в серии «Минская школа» вышел поэтический сборник «Беларусь опрокинута», включающий мои авторские тексты на русском, представляющие серию поэтических репортажей из событий лета-зимы 2020, а также полный перевод серии на белорусский в исполнении Андрея Хадановича, отдельные переводы на украинский, польский и литовский (переводчики: Iя Кiва, Борис Херсонський, Наталiя Бельченко, Natalia Rusiecka, Joanna Bernatowicz, Aleksander Raspopov, Tomas Čepaitis). Также «Беларусь опрокинута» была полностью переведена на шведский (Dmitri Plax) и вышла в Швеции отдельным изданием («Belarus omkullkastat», 2021). Тексты одновременных переводов становятся неотъемлемой частью целого разноязыкого поэтического произведения-свидетельства. 

В октябре 2021 г. увидело свет собрание в трех книгах, посвященное 100-летнему юбилею Вениамина Блаженного (Айзенштадта) (15.10.1921–31.07.1999). В одной из книг, «Вениамин Блаженный в переводах», представлены переводы поэта на шесть языков – английский, белорусский, итальянский, польский, украинский и французский. Издание осуществлено силами «Минской школы»; для редакции важно, что переводы не были инициированы нами, что переводчики (Valzhina Mort, Ian Probstein, Марыя Мартысевiч, Наста Кудасава, Maya Halavanava, Tomasz Pierzchała, Юлiя Шекет, Iя Кiва, Наталiя Бельченко, Henri Abril) сами открыли для себя уникального белорусского поэта и захотели представить его произведения в своих национальных аудиториях. Сборник «Вениамин Блаженный в переводах» может служить свидетельством отзывчивости мирового литературного сообщества на белорусское поэтическое слово.

В. Блаженный переводы обложка Blashenny in Übersetzungen

 

Сегодня, когда в Беларуси неправовыми действиями властей ликвидированы Союз белорусских писателей (старейшая писательская организация), Белорусский ПЕН-центр, занимающийся защитой прав писателей, а провластные литературные структуры наделяются полномочиями идеологической цензуры, когда авторитетные авторы, занимающие демократические позиции (Светлана Алексиевич, Владимир Орлов, Альгерд Бахаревич, Андрей Хаданович и др.), оказались вынуждены уехать из страны из риска быть арестованными и брошенными в тюрьмы по ложным уголовным обвинениям, когда оставшиеся в Беларуси писатели вспоминают опыт литературного подполья 1970–1980-х, «внутренний» белорусско-русский взаимный перевод становится новой необходимостью, задачей гражданского диалога, способом этической солидарности и сохранения значимой культурной памяти. Когда произведения белорусских авторов произвольно объявляются «экстремистскими», их книги запрещаются к распространению и изымаются из библиотек, – тексты взаимных «внутренних» переводов становятся дополнительными хранилищами, защитой от забвения и уничтожения.  

 

16.02.2022 

 

Quellen, Bibliografie

Источники, библиография:
Скир А. Я. Еврейская духовная культура в Беларуси. – Минск: Маст. літ., 1995.
Елена Кошкина. На грани исчезновения. – Минск: Новые мехи, 2002.
Знаки препинания: коллективный сборник. – Минск: Новые мехи, 2005.
Минская школа, выпуск 1. – Минск: Новые мехи, 2009.
Минская школа, выпуск 2. – Минск: Новые мехи, 2013.
Минская школа, выпуск 3. – Минск: Новые мехи, 2014.
Минская школа, выпуск 4. – Минск: Новые мехи, 2018.
Беларусь опрокинута / Беларусь перакуленая. – Минск: Новые мехи, 2021.
Belarus omkullkastat. – Malmö: Rámus förlag, 2021.
Вениамин Блаженный в переводах. – Минск: Новые мехи, 2021.

PDF

Dmitri Strozew, Foto: © Polina Sawelskaja

Дмитрий Строцев

Белорусский поэт, пишет на русском языке. Родился в Минске в 1963 году. По образованию – архитектор. Автор 16 книг стихов. Руководитель литературно-издательского проекта «Новые Мехи», издатель альманаха и поэтической серии «Минская школа». Член Белорусского ПЕН-центра. Лауреат Русской премии (2007). Лауреат премии Norwegian Authors’ Union’s Freedom of Speech Award (2020). Лауреат премии Ciampi – Valigie Rosse Prize Winner (Italy, 2020). Гран-при Премии Метажурнала за лучшее стихотворение года (2020). Лауреат премии Фонда Библиотеки Вацлава Гавела Disturbing the Peace Award to a Courageous Writer at Risk (2021). Лауреат премии Swedish PEN’s Tucholsky Award (2021). Стихи переведены на английский, белорусский, грузинский, итальянский, литовский, немецкий, польский, украинский, французский, шведский, чешский, эстонский и др. языки. Живет в Минске.